Приветствую capriccioso! Да, я дотошен, зануден, многословен и не особо популярен. Да, я редкий извращенец, совершенно не связанный рамками морали. Да, я люблю углубляться в дебри метафизики. Да, я оставлю этот тёмный фон и мелкий шрифт. Видите, сколько "да"?))))) Так и веет позитивом))) Как и от этого художника, которого я собирался выложить, а теперь выкладываю в вашу честь. Viva la capriccioso!
Я вас любил: любовь еще, быть может, В душе моей угасла не совсем; Но пусть она вас больше не тревожит; Я не хочу печалить вас ничем. Я вас любил безмолвно, безнадежно, То робостью, то ревностью томим; Я вас любил так искренно, так нежно, Как дай вам бог любимой быть другим.
Ну да, да, я всё ещё жив. И буквально до позавчера всё ещё любил её, единственную. Но всё кончилось, как и вообще способность любить что-либо. Да и пожалуйста... Та самая любовь, что бывает раз и навсегда, была очевидно неудачной. Нет, я вовсе не бегу от реальности, но как будто реальность бежит от меня. Привычка из того же корня: даже на собственное рождение (я родился в восемь пятнадцать утра, словно опоздав к восьми на пятнадцать минут), даже на собственные похороны. Я появляюсь там, где только что была реальность, но её уже нет, параллельное время с разницей в пятнадцать минут. Физики говорят, что так вполне может быть. И я им верю. Пятнадцати минут достаточно, чтобы опоздать на поезд и сокрушённо разглядывать его хвост. Скорее всего, временной сдвиг настиг меня ещё в утробе матери. Несостыковка меня и реальности — это личная трагедия, конечно, вот только в этот зазор можно палить Вечность, как палят соседей через щёлочку в двери. Нахождение вне плоскости реальности обесценивает все твои чувства, эмоции, желания и прочую дребедень. Потому что, с точки зрения Вечности, всё — полная фигня. Какая разница, что ты там переживаешь, насколько ярко, красочно и больно? Этим чувствам всё равно не суждено стать частью реальности. Тебе просто не суждено сесть в этот поезд, малыш. Стекло в пятнадцать сантиметров — отрезок в пятнадцать минут. Именно так и рождается подлинное равнодушие. Любовь? Ха! Что толку от этой любви, если невозможно донести её до адресата целиком, не расплескав, пока несёшь через пятнадцать минут пустоты. Болтаясь на периферии реальности можно до одури обижаться на тех, кто внутри, сходить с ума от невозможности попасть туда, но бессмысленность данного занятия в конце концов настигает тебя. Надо учиться жить и дышать в тех условиях, в которых ты оказался по прихоти собственной кармы, за какие-то неведомые тебе грехи прошлых жизней. Пофигизм — вот лучшая религия! И нет другой цели, кроме одной — наконец прекратить всё это, наконец перестать существовать. И разговор даже не о самоубийстве, а о полном исчезновении из всех реальностей: бывших, небывших, будущих и небудущих. Любовь как лакмусовая бумажка, она проявляет людей, выворачивает мясом наружу, чтобы какая-нибудь Красная Шапочка обзавелась яркой обновкой. В любви люди идиоты, боги, тираны, мученики, только то, что они есть на самом деле. Ведь всё, что с нами когда-либо происходило и произойдёт — наше. Ненашему просто неоткуда взяться, это только с подвесного потолка извёстка внезапно в кружку сыпется... А моя Единственная Женщина на свете всё-таки полюбила женщину, и не меня, конечно же. Пёстрый хоровод реальности, разговоров, огней, ночей, смеха, рыданий, звона разбитой посуды пронёсся мимо. Всё, конечно же, случилось и случится, только не со мной. И лучше бы начать принимать такие вещи как должное, перерабатывая боль в мудрость и оттачивая умение созерцать до тончайшего лезвия бритвы, чтобы когда-нибудь потом полоснуть им себя по горлу...
Вот это письмо было написано два года назад. И ответа так и не получило, конечно же))) Адресат любезно предоставил мне ксерокопию "шедевра". А я так же любезно выставляю на всеобщее обозрение, потому что это - история, пусть даже всего только моя история. Длинно, бредово, о любви, убираю под кат. Пять листов двенадцатым кеглем, так что берегите своё время. письмо Татьяны блинПосле прочтения убить написавшего. Написавший не против, ему же лучше. Пустота.
Сопроводительная записка ко всему этому бреду. Я начала это писать, чтобы разобраться в себе и во всей ситуации, а потом как будто что-то сломалось. И так, наверное, бывает. Я честно не стала это перечитывать, опасаясь за остатки мозга. Ты скажешь, что это всё излишняя драматизация. Мэй би. Хорошо, что у меня под рукой нет компа, а то вышло бы в десять раз больше и бессвязней. Заранее извиняюсь, что тебе придётся это читать.
В пасть Пустоты швырнуть Любви умершей засохший трупик. И о тебе, желанном Марке Бруте, Мне больше не мечтать. Забудь. И отвернуться, чтоб не видеть, Как исчезает Всё под гнётом Ничего. В помойке сердца снова ключевой Скрипичной темой стала боль. Обида? Нет, что ты... Здравствуй, Пустота.
1. Итак, майн либен. «Я к вам пишу, чего же боле...» Увы, но я вынуждена проявить малодушие, перевалить на тебя часть своих долбанных и несуразных переживаний, своей боли. Мне уже почти невозможно справляться с ней самостоятельно. Почти. Но я держусь. Возможно, я и утрирую, и выдумываю сама себе... Я такой, я могу. Но когда болит, это не просто реально, это — сверхреально. В общем, надо начать сначала. Это всё долго и муторно, извини, вся это исповедь похожа на извращённый способ мести... Когда-нибудь, когда я стану большим и богатым, я скажу тебе: «Спасибо». Просто так, спасибо. Но сейчас я захлёбываюсь в своей боли. Если честно, мне не нравится твой прогрессирующий процесс скатывания в бездну равнодушия. Похоже, свою собственную битву с Пустотой ты начинаешь проигрывать. У меня теплится надежда, что это может помочь нам обеим. Хочу в это верить. Хочу быть глупым, один разочек, пока никто не видит... Ещё одно «итак»: итак, я никогда не делил людей на мужчин и женщин, взрослых и глупых, негров и евреев, богатых и бедных. Есть только Личность, и ничего более. В связи с этой логикой я сам больше некое существо, сгусток мысли и энергии, чем какое-то размытое понятие - «девушка». Знаешь ли, никаких явных лесбийских предпосылок в психике так явно не наблюдалось. До сих пор меня особо не тянуло к девушкам, скорее так, ради шутки, ради китча, на словах. Да и нет у меня опыта лесбийских отношений. Вообще. Спать предпочитаю с парнями, как-то так, хоть в последнее время и не подпускаю к себе никого. Сама разборчивость... И целибат не тяготит, в нём вполне себе комфортно. Короче, чистая любовь рулит, без разницы, в какую сторону! Просто... Ты особенная для меня. Как личность. Со всеми своими заморочками, страхами и постоянными экспериментами над телом и душой. Я считаю тебя сильной, хотя источник твоей силы в боли, и такая сила совершенно не радует тебя саму. Такой свет ослепляет, но не греет. Когда-то и я разглядела в тебе этот свет, и меня ослепило. Вот. Примите это как факт, сударыня, получите и распишитесь. Хотелось бы вернуть себе зрение обратно, но... Моя любовь к тебе абсолютно неправдоподобна, иррациональна и совершенно не поддаётся какому-либо человеческому объяснению и оправданию. При всём моём таланте на словоиспускание, не знаю, как её описать. Как будто бы в таком виде, в каком она есть, она не должна существовать. И всё-таки она есть, это сила, причём катастрафическая. Люблю тебя. Больно. Не знаю, что с этим делать. Уверена, что ты не знаешь тем более, да и не твоя эта забота, если уж говорить начистоту. Ты убила в сентябре напрочь своим «я никого не хочу к себе подпускать, ты слишком многого от меня требуешь». Потом мне начало казаться, что чудо всё же произошло. И вот теперь снова... Тогда это было просто очень неприятно, а теперь — невыносимо больно. Знаешь, у меня ещё было сильное желание вырвать с корнем это чувство к тебе, как растения-мутанта, просто резко рвануть, целиком и полностью. Удалиться из аськи, сменить номер, заблокировать страничку в контакте, стереть тебя из своей жизни вместе со своей чёртовой любовью... И всё же меня остановили две вещи: первая — это осознание того, что на месте вырванного чувства возникнет зверская пустота (нет, я уже не боюсь её, но чтобы сознательно идти к ней навстречу... Я ещё не до такой степени монстр); вторая — вдруг пришло в голову (иногда её посещают и умные мысли), что тебе может стать плохо из-за моего исчезновения, что тебя это может попросту добить. Хочешь сказать, что я нагло льщу себе? Хмммм... Возможно, у нас и правда разная логика, но я так хочу услышать что-нибудь в ответ! Ты молчишь. Трудно понять, я же не специалист-архитектор по построению догадок! Почему-то мне кажется, что и на этот крик души ты ничего не ответишь. Твоё молчание — это ещё один способ сказать «НЕТ». Нет — всему, что пытается к тебе пробиться. А я вот всё же попытаюсь ещё разок, я дурак? Вопрос риторический. Что же... Что же... Что же... Биться головой об стену. Да, я вижу тебя лучше остальных, да, я при случае могу выразить тебя словами, да, я как больной, прозревающий в своей болезни, да, я перечитал Гессе, да, в этом тексте слишком много личных местоимений... Что-то я опять запутался в эмоциях. Увы, чистую боль словами не описать. Наверное, мне стоит лечь спать и дописать потом (а ещё лучше — съесть после прочтения). Я правда не знаю, чего добиваюсь всем этим. Хочу надеяться по-настоящему, верить в лучшее и удачу, но лимит надежды исчерпан, я разучился, надежда вся кончилась. Слишком много думаю о тебе, особенно сейчас, когда ты так далеко, но почему-то гораздо ближе, чем когда-либо... По-идиотски вышло - уехать от человека, которого так сильно любишь. Правда, рядом с тобой мне могло и окончательно снести крышняк... Подальше от источника радиации! Увы, для других людей у меня чувств почти не осталось. Да и нет в них того зерна истины, боли, одиночества, запутанности и обречённости, которое я так люблю в тебе, этого зерна-неудачника, которому никогда не пробиться наружу сквозь панцирь равнодушия. Временами и мне начинает казаться, что я могу что-то значить для тебя, что ты чем-то выделяешь меня из остальных. Как в «Чистой романтике»: «Я просто подумал, вот было бы здорово быть рядом с этим человеком, стать для него кем-то особенным». Но нет, словами другого героя оттуда же: «Я хотел быть для него самым важным человеком, но нет. Я не тот человек. Это обычное дело, такие вещи случаются на самом шагу».
2. Вот, я вернулась из Москвы, выспалась, и полегчало. Какие-то приливы и отливы, нээээ... Я сказал Миями, что в отношении тебя неадекватен, а она сказала, что это заметно. Вот даже как. Ещё она высказала интересное предположение, в которое очень легко поверить: что мы требуем друг от друга гораздо больше, чем можем дать. Так и есть. Я требую от тебя любви, а ты — ровной дружбы. Сколько граммов тепла мы можем дать друг другу? А сколько требуем? На этом мысль обрывается... Вот что бы ты сказала на это, если бы захотела ответить? Мой внутренний сумбур кидает меня то вниз, то вверх. Может, от этого и появляется заряд в моих батарейках. Растёт какая-то мания, что я тебе совершенно не нужна, не интересна, тебе тяжело со мной общаться, ты жалеешь о том, что познакомилась со мной. Из-за этого я злюсь, говорю гадости, язвлю на каждом шагу тебе. И в каждом твоём слове я вижу подтверждение этой теории, мании, и мне снова хочется исчезнуть, не мешать тебе жить, не раздражать тебя собой. В эти моменты просто клинит, несёт куда-то, полный бред, с которым я мало что могу сделать. Тогда весь поток оборотных чувств выходит наружу: лютая ревность, которой я ревную только тебя, боль от разлуки, боль от недосказанности, тысячи других видов боли, детская обида на то, что не дали всего, чего ни потребуешь... Не знаю, насколько это заметно со стороны, право слово. Весь этот самоанализ приносит не так-то много результатов, однако. В конце концов устаёшь и погружаешься в состояние тупого зависалова... Ты спросишь: «Зачем?», мэй би. Чёрт знает. Мои дурацкие поиски истины, и самые дурацкие — поиски истины в чувствах. Сложно. Где оно, настоящее? А где — лишь желание обладать, желание подчинить, самолюбование и прочее? Из чего вырастает боль? Из настоящего или выдуманного? Вечнотоскливое состояние. Я вязну в грустных мыслях как муха в патоке. И меня также убийственно к ним тянет. А мы прообщались несколько лет, осторожно, старательно минуя все подводные камни, профессионально умалчивая обо всём небезопасном, попросту закрывая на это глаза, надеясь, что труп убитого никогда не всплывёт. Сейчас один из этих «камушков» внезапно проявил своеволие и натуральным образом всплыл, не желая считаться с тем, хотим мы этого, или нет. Думаешь, я этого хочу? А теперь выясняется: «ты постоянно говоришь мне гадости», «ты в меня не веришь», «вечно тебе вожжа под хвост попадает», «зря я пустила тебя в душу» и даже «у нас совершенно разная логика». Как-то нерадостно это всё. Ты веришь в меня? В то, что я могу пробить лбом любую стену? Может, и так. Но кроме стен есть кое-что похуже и пострашнее. Кроме стен бывает ещё вакуум, безвоздушное пространство, в котором крепкий лоб ни к чему. Кажется, мы находились в этом вакууме так долго, что разучились дышать, забыли, как двигать грудной клеткой, чтобы родилось дыхание. Знаешь, если мой единственный талант — говорение, то я буду говорить, говорить и говорить, пусть даже вакуум и поглощает все мои слова, все мои мысли. Вещание с пустого крыльца в темноту летней ночи... В таком отчаянии есть какое-то очищение. Может, переболит, перегорит, и станет легче. Я хочу уметь надеяться на это. Просто уцепиться за эту ниточку логики, нить понимания, это шанс. Сохранить нечто очень важное, хрупкое и прекрасное, прийти к остановочному пункту и наконец передохнуть. Что? Я несу бред в неизвестном направлении? Хальт мищщ, майн либен, хальт мищщ... Ну, может, это бред несёт меня, нежно и любовно, укачивая на волнах до морской болезни... Честно не намерен перечитывать это перед отправкой. Психика не железная, даже не резиновая. Тогда точно ничего не отправлю, и всё будет бессмысленно. Нэ! Ты мне копировала из Бредбери: «Всегда кто-нибудь любит сильнее, чем любят его. И наступает час, когда тебе хочется уничтожить то, что ты любишь, чтобы оно тебя больше не мучало». Блин, чертовски прав был мужик и знал, о чём говорит. Вот. И у меня также. Я прямо вижу, как ты поживаешь плечами и говоришь: «Да пожалуйста!», с каменно-равнодушным таким лицом. Страшно. Больно. Сейчас меня посетило воспоминание о твоей непоколебимой уверенности в себе, которая тесно связана с болезненной же неуверенностью в том же предмете. Если что-то из внешнего мира уязвляет тебя, ты тут же захлопываешь створки, предъявляя обидчику идеально ровную, блестящую броню равнодушия. И голливудскую улыбку, куда ж без неё. И продолжаешь внутри вариться в этом чувстве неуверенности. Скорее всего, я подписываю сам себе приговор, пытаясь вызвать в тебе эмоции, отличные от обычных и сугубо поверхностных. Да и эта искренность, обнажённая и неэтичная, с её помощью можно добиться только утрату интереса, переходящую в отвращение. Ведь я уже не сопротивляюсь, со мной незачем возиться, я уже ничего из себя не представляю и не обладаю никакими достоинствами. Просто удивительно, что такого видят во мне окружающие?! Извини. Это гадкие и болезненные мысли. Я всё же болею. Больше даже из-за собственных качеств характера. Опять эта мысль о том, что ты никогда не полюбишь меня не из-за каких-то там сотен других причин, а именно потому, что я — это я. Ты просто никогда не полюбишь МЕНЯ. Но тот недостаток тепла, тот минус, который я получаю от тебя, тоже сказывается на ходе болезни. Сама же я уже способна только на медленное и верное остывание. Тьху. Мысли, мысли, мысли. Сколько в вас обиды. Стоит только забыть обо всём этом, вышеобозначенном, вспоминается, как мы можем вместе смеяться, свободно, громко, почти бесконечно, так беззаботно. Вот как это? И что считать настоящим: этот смех или эту боль, этот свет или эту тьму? Очередной парадокс «мы». Я долго боялся переступить черту, потому что знал, что ты не шагнёшь вместе со мной, мне навстречу. Путаюсь, пытаюсь «рассуждать логически» и запутываюсь окончательно. Болезненность восприятия. Стоит ли мне исчезнуть? Отпустишь ли ты меня? (+ кто-то прыгающий на заднем плане и кричащий: «Не отпускай!») Думаю, что здесь не обходится и без твоего упоения твоей властью надо мной, которая изрядно меня злит. Что-то я устал уличать тебя во всех смертных грехах... Это не я, это пресловутое Требование Тепла, всё оно. Но ведь не это я хочу сказать на самом деле... Умение логически мыслить до добра не доводит, все эти причины и следствия, курицы и яйца... Как бы мне хотелось сейчас сидеть на подоконнике в твоей комнате и выговаривать всё это холодному окну. И чтобы половины ты не услышала. Что бы ты сделала? Выгнала? Заткнула? Почему-то мы привыкли ждать друг от друга только жестокости, но всё равно очень дружны. Взаимнопроникающий мазохизм, мазохисты-симбиоты. Теперь у тебя есть Миями. Она умеет говорить вслух хорошие вещи. И мне кажется, что рядом с её теплотой мне попросту нечего делать, пусть даже это всего лишь интернет-переписки. Теперь у меня есть Миями. Может быть, её зоркость и интуиция на людей поможет мне разобраться хоть в чём-нибудь. В себе, для начала. Внутри всё расчерчено на полосы, параллельные линии, чёрные черты. Шагать — не перешагать. Через себя. Ты к этому готова? В любом случае, причиной вряд ли буду я. Это был камень в мой огород (в мой сад камней).
3. Похоже, я начинаю понимать, для чего всё это было написано: такая маленькая история жизни одной любви. Помню, что всё началось весной, два года назад, в славном городе Че. Я тогда обитала на Кудрявцева со случайной попутчицей по съёму квартир, мой тёзкой и блондинкой. С одной стороны убогой пятиэтажки находилась школа, с другой — два детских сада. И я просыпалась под детские голоса. Во дворе росли дикие яблони-ранетки. И той весной в квартире стоял запах яболоневого цвета. От раскрытого балкона пахнет яблоневым цветом и дождём... Где-то даже должны валяться записи того периода, и в них очень много — о тебе. Эта любовь должна была быть прекрасна, идиотична и недолговечна, но оправдала только второй пункт ожиданий. Конечно, два года — это не такой уж большой срок. В тот момент я не переживала ни о чём, уж слишком сильным и дроживколенным было захлестнувшее меня чувство. Не знаю, заметила ли ты, каким я взглядом тогда на тебя смотрела, как хорошо мне было находиться рядом с тобой... Земли под ногами не найдено. Мелкие подробности стираются из памяти постепенно, но те запахи и то ощущение пьяного счастья, не нуждавшегося в оправдании и подтверждении, сохранятся на полке воспоминаний. Потом я заметно отрезвела, конечно, решив, что меня понесло в какую-то странную сторону, на запретную территорию. Сказать тебе о своих чувствах? Немыслимо! Лучше оставить всё как есть. Так прошёл первый приступ, почти безболезненно, но ни разу не бесследно. Следующая волна пришла то ли осенью, то ли уже зимой. Я досмотрела «Корзинку фруктов», сносящую мозг чистотой и светом. Тогда было что-то вроде: я не хочу быть больше малодушной, хочу любить без права на ответ. Как раз в этот день я и сорвалась к тебе, таща через весь зимний город лампу своей любви, и она дарила силу. Мы совсем недавно обсуждали с тобой тот вечер. И, если начистоту, меня поразил тот факт, что ты волновалась из-за меня тогда. Да, это был тупой новогодний подарок, и, сияя кретинизмом, я торжественно вручила его тебе во дворе, так как ты не пустила меня за порог. Тогда моё «я люблю тебя» звучало как «поздравляю с новым годом». И снова эйфория. Эндорфины. И меня не колыхало то, что ты никак не прокомментировала это явления меня пред твои ясные очи. Но снова пахло цветами, и всё казалось таким ништяковым... Ещё помню один ночер, когда мы переписывались смс до одурения, открывая друг другу свои самые страшные, мерзкие и болезненные тайны. Тогда на смс-ки по пятьдесят копеек ушло больше пятидесяти рублей, такие дела. Аськи ещё не было, да и телефон был — старенькая моторолка. И жили мы с Белкой в бараке. Тогда меня поразила глубина твоей боли, твоей жизненно-семейной трагедии, детская травма, которую никак нельзя вылечить теперь. В тот вечер я осознала ту истину, что самая жуткая боль — это боль чужая. Если бы ты знала, как мне хотелось положить на твою душу грелку со льдом... И как я была благодарна тебе за откровенность, столь тебе не свойственную. Потом было много чего ещё. И ссора на несколько месяцев из-за каких-то дисков что ли. Я была зверски зла на тебя, ну просто зверски. И пообещала, что уж в этот раз первой мириться не пойду. Детсад. И очень скучала по тебе, была даже идея заявиться в аэропорт с розовым плакатом: «Наташа, ты зараза, но я тебя люблю. Удачного пути». Ты тогда улетала в Америку. И я долго мучила себя потом за то, что этого не сделала. Данные себе обещания так просто не рассасываются. Потом ты прислала мне смс из-за океана, и лёд тронулся. Тронулась и я, поездом «Красноярск-Адлер». А летом было много событий, эмоций, нехватки всех и всего, моря, работы, мы мало общались, лето вертело мной, как хотело. Твой ник в аське онлайн заставил долго отскребать челюсть от пола. Помнишь мою реакцию? ААААААааааааАААааааАаааААаааАААаааа!!!!!! Так оно и было. А ты переживала из-за задержки самолёта (был ураган), из-за Гриши... И изрекла фразу про «Я не могу дать тебе столько места в моём сердце». Ну нельзя же говорить такие вещи особо впечатлительным особам, вроде меня! Это заявление застряло как заноза где-то внутри... Ты встречала меня на перроне вместе с остальными, когда я возвращалась из Сочи, на редкость приятный сюрприз. И весь тот месяц, что я провела в Че, мы были неразлучны. Островок счастья в отвратительной действительности. Знаешь, доходить до меня, что я уезжаю, начало только тогда, когда в руках у меня был билет до Питера. Просто понесло волной. И, самое смешное, это была действительно моя волна. Так должно было произойти, словно я заслужила и выстрадала этот город. В тот последний вечер, в баре-подвальчике, я снова была счастлива. Какая роскошь! А ты... Ты, полагаю, решила сделать мне прощальный подарок и вести себя хорошо. Так приговорённому к смертной казни исполняют последнее желание. Всё, что я могла той ночью, это идти за тобой по покрытому инеем Арбату с блаженной улыбкой идиота, смотреть на твою спину, твою решительную походку королевы, и страстно желать, чтобы этот момент не закончился никогда. Я бы и шёл за тобой, как баран на привязи, целую вечность. Той ночью ты определённо была в ударе, а вот меня сковала непонятно откуда взявшаяся робость. И мы целовались на обледеневшей лавочке, позируя в объектив... Потом я села в поезд и уехала. И расплакалась в вагоне, внезапно осознавая, что из всех тех, кого я теряю, я теряю больше всего именно тебя. Валя приедет, Белка приедет, Яр приедет, а вот ты... Ты будешь где-то там, за тридевять земель. Ксо! Ты знаешь, как мне было тяжело в первый месяц. Неизвестность, одиночество, изолированность, этот город рвал мне крышу. Спасибо тебе. Именно ты помогла пережить это сложное время. Из-за вынужденного отрыва от цивилизации у меня было много времени для того, чтобы подумать обо всём, видишь, как бездарно я его потратила! Вот тут до меня дошло, со всей жестокостью истины, что я сама уехала от человека, которого так сильно люблю. Удар под дых. Вот не идиот ли? Куда? Зачем? И всё же, именно в тот момент ты казалась ближе и досягаемее, словно мне удалось запрыгнуть на твой пьедестал. И тут появилась мысль о том, что, может, ты меня всё-таки любишь, что всё будет ништяк, что разлука и расстояние — это всё временно, что скоро мы будем вместе... По-настоящему вместе, понимаешь. Подумаешь, ещё одна лесбийская пара, эка невидаль! Ты тратила на меня очень много времени в то время. А затем: «пустое место», «я не могу» и т. п. Финиш. Финита бля комедия. По моей логике, если что-то вырвать с корнями, на этом месте образуется Пустота. Вот это я и чувствую. Была же надежда, была, надежда ХОТЬ НА ЧТО-НИБУДЬ!!! Всё оборвалось само собой, как-то жалко и неожиданно. Ну а правда, с какой стати ты должна терпеть все мои надежды, требования, обиды и ревность только из-за того, что меня угораздило тебя полюбить? Вопрос риторический. Ты же не несёшь ответственности за тот бред, что творится у меня внутри. Ты честно и благородно предлагаешь мне самого высшего сорта дружбу, и я честно обещаю над этим подумать, ты слишком много для меня значишь. Какое-то оцепенение наваливается после такого потокоизлияния эмоций... Вот умирает моя прекрасная чахоточная любовь. Прости меня, если я причинила тебе боль. Как часто мы осознаём, что творим, только задним числом. Возможно, моя Пустота не поглотит меня целиком. В конце концов, даже адская боль — это хороший признак, это значит, что ты можешь ещё хоть что-то чувствовать. Лучше отрицательный результат, чем никакого. Я исчезну на пару-тройку-семёрку дней, а потом вернусь, и всё будет хорошо. Жить с Пустотой в сердце можно. Попробую стать тебе другом, попробую дать тебе то, что нужно, достигнуть буддийского идеала ничегонехотения. И всем будет легче. Хотя мне жаль... Очень-очень жаль... Лекарство от любви горькое и подозрительно смахивает на яд. Но устаёшь постоянно сходить с ума. Всё становится фиолетово, само по себе. Наверное, так и надо. Наверное, это закономерно. Мне больно ergo я существую. Невесёлый расклад, но делать нечего. Я слишком много говорю о себе, знаю. Неисправимый эгоцентрист. А ведь ты — гораздо замечательнее, на самом-то деле. И да, я не люблю, когда меня хвалят другие, потому что хочу услышать похвалу именно из твоих уст, а всё остальное — словно жалкая китайская подделка. Похвали меня, я хорошая девочка, я оставлю тебя в покое... И ещё, оказывается, мне не так уж и необходим он, твой ответ. Это всего лишь история одной больной любви. Я выношу траур в сорок дней и постараюсь загнать себя в норму. Почти. Вот. Конец. И даже не пятнадцать листов. Нэээ... Люблю тебя.
Человек живет не только своей личной жизнью, как отдельная индивидуальность, но - сознательно или бессознательно - также жизнью целого, жизнью современной ему эпохи; и если даже он считает общие и внеличные основы своего существования чем-то безусловно данным и незыблемым и далек от нелепой мысли критиковать их, как был далек наш Ганс Касторп, то все же вполне возможно, что он смутно ощущает их недостатки и их воздействие на его нравственное самочувствие. Перед отдельным человеком могут стоять самые разнообразные задачи, цели, надежды и перспективы, и он черпает в них импульсы для более высоких трудов и усилий; но если в том внеличном, что окружает его, если, несмотря на всю внешнюю подвижность своей эпохи, он прозревает в самом существе ее отсутствие всяких надежд и перспектив, если ему открывается ее безнадежность, безвыходность, беспомощность и если на все - сознательно или бессознательно - поставленные вопросы о высшем, сверхличном и безусловном смысле всяких трудов и усилий эта эпоха отвечает глухим молчанием, то как раз у наиболее честных представителей человеческого рода такое молчание почти неизбежно вызывает подавленность, оно влияет не только на душевно-нравственный мир личности, но и каким-то образом на ее организм, на ее физический состав. Если эпоха не дает удовлетворительных ответов на вопросы "зачем", то для достижений, превосходящих обычные веления жизни, необходимы либо моральное одиночество и непосредственность, - а они встречаются весьма редко и по существу героичны, - либо мощная жизненная сила. Томасс Манн. "Волшебная гора"
Немецкая трешметаллическая группа, созданная ещё в 80-х годах. Монстры, короче. Прошу обратить внимание на прекрасную леди на снимке команды: именно она вокалистка проекта и обладатель этого ангельского голоска! Жжёт тётка! Вот это я понимаю, брутальная металльная женщина! Бодрячковые такие ребята)))
Ну это не смешно уже! Парень, с которым я познакомился в буддийской общине дружит с девочкой из Че, которую я знавал в те далёкие времена, лет тому шесть назад. Девочка переехала в Питер год назад, нашлась только сейчас. И ещё она дружит с женой моего лучшего друга. Маленький, маленький мир... Челябинск, Питер, Сочи... Все друг друга знают. Не устаю поражаться.
безумный, безумный мир...кажется, я откопал свою бездну спокойствия. Денег нет? Ну и хрен, появятся откуда-нибудь. Сигарет нет? Ничего, материализуются. Я дерьма кусок? Фигня, зато можно страдать идиотизмом, и никто под ногами не путается. А вообще, я умудрился потратить на свою семью всю зарплату и остаться на нулях... При том раскладе, что через два дня платить за квартиру бы надо. Моя матушка, это долбанутое создание, умудрилась не сделать себе вовремя паспорт, когда ей неожиданно стукнуло 45. Это при том, что в феврале ей 47. Это бы ещё ничего, но моему брату больше года назад исполнилось 14, а паспорт ему не дали, так как у матери нет документов. Поскольку эти полтора года она была в перманентном запое, я с ней особо и не общался, ни сном ни духом, как гворится. Да и побаивается она мне такие новости сообщать... Поэтому сюрприз был знатный. В итоге, я два дня мотался с ней по всем инстанциям, буквально за руку таскал, а она ещё умудрялась ныть что устала и "давай завтра"! Потратил больше 5 тысяч на всякие штрафы и сборы... Уф. О великий Будда! Сделай так, чтобы она хотя бы забрала этот чёртов паспорт!!! Иначе я буду непрерывно-нервно хихикать всю оставшуюся жизнь, мда. Вот же дерьмовая карма. Какая карма, такие и родственники. Надо уговорить себя пойти спать. Или хотя бы лечь, почитать чуть-чуть "Волшебную гору"... Почти двое суток провёл на работе. А впереди ещё не такие марафоны. Ну как же, мне же ещё этих товарищей надо спонсировать, уфффф..
Хочу застыть во времени, как муха в янтаре. Не замечать ни хода, ни накала. Быть может, много дней в календаре, Но мне всё мало, мало. Мало. Нет, я вовсе не адепт осторожности, Люблю катаклизмы и бури. Но... Дождь кончается, земля поворачивается на оси. И такое чувство, как будто тебя надули
Евгений Онегин Вольный краткий пересказ произведения для школьников 9 класса
Онегин приехал из Петербурга в деревню за дядиным наследством.
Онегин: я приехал.
Местные дворяне: и что нам теперь, изволить обосраться?
Онегин: я молодой повеса, прожигатель жизни, представитель потерянного поколения с претензией на интеллектуальность. Я читаю Адама Смита и думаю о красе ногтей, а еще у меня много денег.
Местные дворяне: какой вы интересный.
Онегин: и весьма коварный.
Местные дворяне: вы приняты.
читать дальшеОнегин заменил для своих крестьян барщину на оброк.
Местные дворяне: зачем вы это сделали?
Онегин: я либерал.
Местные дворяне: мы считаем вас опаснейшим мудаком.
Онегин: и это взаимно.
Местные дворяне: какой вы опаснейший.
Онегин: и весьма коварный.
В деревню приезжает молодой поэт Владимир Ленский.
Ленский: я молодой поэт.
Онегин: сочувствую.
Ленский: как вы могли заметить, я очень пылок и романтичен.
Онегин: но я не гей.
Ленский: я тоже, и у меня есть девушка, а ваши намеки мне оскорбительны.
Онегин: прочитайте стихи.
Ленский читает стихи.
Онегин: вы какой-то хуевый поэт.
Ленский: вы такой жестокий.
Онегин: и весьма коварный.
Внезапно возникают две сестры, Ольга и Татьяна Ларины.
Ольга и Татьяна: мы две сестры, одна из которых тонко чувствующая серая мышка, а другая – обаятельная заурядная хохотушка, которую все хотят.
Онегин: Ольга, я вас хочу.
Ленский: Ольга моя.
Онегин: Татьяна, вы тоже ничего.
Татьяна: я в вас влюблена, Онегин.
Онегин: я просто пытался быть вежливым. На самом деле мне похуй.
Татьяна: все равно напишу вам письмо в стихах на десять страниц.
Онегин: извольте.
Татьяна пишет Онегину письмо на десять страниц с признанием в любви.
Онегин: ебаааааать…
Татьяна: вы получили мое письмо?
Онегин: да, вы же сами принесли мне его и дали в руки.
Татьяна: я просто хочу быть уверенной.
Онегин: заткнитесь, я читаю письмо.
Татьяна: ну как?
Онегин: кто учил вас грамоте?
Татьяна: приходящий учитель.
Онегин: убейте его, как увидите. У вас 24 ошибки в первой строчке из 20 букв.
Татьяна: ой.
Онегин: блять, это невозможно, но вы это сделали.
Татьяна: разве это может стать препятствием…
Онегин: может. Заткнитесь, глупая провинциальная девочка, я читаю письмо.
Татьяна: ну как?
Онегин: как вы изучали стихосложение?
Татьяна: самостоятельно.
Онегин: убейте себя, как увидите. У вас ни одной рифмы. Даже у Ленского есть две рифмы. Он ими гордится.
Татьяна: хватит. Скажите, вы меня любите?
Онегин: Видит бог, я долго пытался оттянуть этот решающий момент. Пардон, ничего личного, но я лучше выебу козу.
Татьяна: вы такой беспощадный.
Онегин: и весьма коварный.
Проходит полгода. Ленский приглашает Онегина на именины Лариных.
Ленский: Онегин, отчего вы так сердиты?
Онегин: да потому что вы уебаны.
Ленский: здесь весело, мы можем напиться.
Онегин: здесь скучно, и бегает эта девочка, которая пишет стихи даже хуже вас. Она меня раздражает.
Ленский: бросьте, Онегин, вы на празднике, развлекайтесь.
Ленский уходит.
Онегин: сейчас развлекусь.
Ольга: здравствуйте, Онегин.
Онегин: давайте потанцуем. Вы позволите обнять вас за талию?
Ольга: Онегин, но это моя грудь.
Онегин: а вот это ваша задница. И что?
Ольга: и ничего.
Онегин: вот и заткнитесь.
Ольга: вы такой грубый.
Онегин: и весьма коварный. Пойдемте под лестницу в чулан, там музыку лучше слышно.
Приходят запыхавшиеся. Появляется Ленский.
Ленский: Ольга, давайте потанцуем. Вы мне обещали.
Онегин: я уже ее танцую.
Ольга: да, он меня уже танцует.
Ленский: Блядь. Стреляться.
На следующее утро назначена дуэль Онегина и Ленского.
Ленский: мерзавец, я убью тебя.
Онегин: остыньте, Ленский, то была шутка.
Ленский: что вы сделали с моей невестой, подлец?
Онегин: ну подумаешь, сиськи немного пожамкал.
Зарецкий: зачет.
Онегин: спасибо.
Ленский: а что еще ты с ней делал, негодяй?
Онегин: вы слышали про клитор, Ленский?
Ленский: что?
Онегин: а про петтинг?
Ленский: что-что?
Онегин: ничего, мы с ней просто разговаривали.
Зарецкий: убейте друг друга уже.
Ленский: на самом деле мне уже не хочется стреляться, я передумал.
Зарецкий: тогда ты не пацан.
Ленский: блядь, придется стреляться.
Онегин: я тоже не хочу стреляться.
Зарецкий: тогда ты ссыкло.
Онегин: мне кажется, или этот Зарецкий должен отговаривать нас от смертоубийства, а не наоборот?
Ленский: Зарецкий такой внезапный.
Зарецкий: или вы убиваете друг друга, или вы чмо, а я домой пошел, холодно.
Ленский: у нас нет выбора, Женя, Зарецкому холодно.
Онегин: да, Володя.
Расходятся. Готовятся стрелять.
Онегин: Стреляю!
Зарецкий: Ранен!
Ленский: Стреляю!
Зарецкий: Промах!
Онегин: Стреляю!
Зарецкий: Ранен!
Онегин: Стреляю!
Зарецкий: Ранен!
Ленский: Блядь, да что ж такое…
Онегин: Стреляю!
Зарецкий: Убит!
Онегин: Стреляю.
Зарецкий: хорош уже.
Онегин: я не виноват, спусковой крючок слабый.
Зарецкий: ты человека убил.
Онегин: я знаю, я говно.
Зарецкий: еще какое.
Проходит два с половиной года. Онегин внезапно встречает Татьяну Ларину с мужем на петербургском светском рауте.
Онегин: вы такая клеевая стали, Татьяна.
Татьяна: спасибо. А вы как были чмом бессмысленным, так и остались.
Онегин: это я умею.
Татьяна: ну и что вы смотрите на меня? Вы наркоман?
Онегин: я в вас влюблен.
Татьяна: так и было задумано. Но уже не актуально.
Онегин: я все равно напишу вам письмо в стихах на десять страниц.
Татьяна: извольте.
Проходит какое-то время.
Онегин: почему вы не отвечали на мои письма?
Татьяна: потому что вы сильно больно хитрожопый.
Онегин: простите?
Татьяна: прощаю. Девочкой я вам была не нужна, а крутой княгиней со связями – нужна. Да пропадите вы пропадом, Онегин.
Онегин: но вы же меня любите.
Татьяна: да, люблю. Но я замужем.
Онегин: вы можете развестись.
Татьяна: развестись с князем и выйти замуж за вас? Вы точно наркоман.
Фотограф Владимир Клавихо-Телепнев «Алиса в стране Чудес». В течение 10 лет художник работал над серией профессиональных фото, посвященных знаменитой сказке Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес». За это время менялась и концепция серии и даже ее герои. Получилась живая сказочная история, рассказанная языком фотографии. немного о проектеВ 2010 году – к юбилею сказки, которая была впервые издана в Англии в 1865 году, Тимом Бартоном был снят фильм, а в издательстве СЛОВО/SLOVO выпущено подарочное издание с иллюстрациями Владимира Клавихо-Телепнева. Работы Владимира выполнены в любимой им технике монохромной фотографии. Для съемки были использованы костюмы, придуманные и сделанные известными российскими модельерами Еленой Супрун и Юлией Далакян, а сказочные куклы созданы Дмитрием Кургановым, Андреем Дроздовым и Татьяной Баевой, произведения которых находятся в собраниях многих коллекционеров. Фотографии передают викторианский стиль сказки и погружают в магическую атмосферу Оксфорда конца ХIХ века. Об авторе: Родился 14 сентября 1962 года. Клавихо Телепнев - известный московский фотограф, придумавший свой фирменный стиль - руинизацию (монохромную фотопечать с искусственным «состариванием» снимков), член Международной ассоциации художников-графиков и Союза фотохудожников России, преподаватель фотографии на факультете журналистики МГУ и в Московской академии дизайна. Автор многих выставок. Клавихо-Телепнев учел три составляющих классического Алисиного образа. Он ориентировался на оригинальные писательские рисунки и на иллюстрации Тенниела. Но не забыл, что Кэрролл был еще и фотографом. Среди сохранившихся портретов Алисы Лиддел и других детей есть те, что вполне подходят как книжные "картинки к разговорам". Владимир Клавихо с викторианской чопорностью продолжил эту историю: он одел свою модель как на фотографиях Кэрролла и создал мизансцены как в иллюстрациях Тенниела. Алиса держит фламинго и старается не смотреть ему в глаза, чтобы не засмеяться. На Алису ведут наступление игральные карты. Алиса приглашена к Шляпнику и Мартовскому Зайцу на безумное чаепитие: куклы, сделанные специально для проекта, смотрятся совсем по Тенниелу. Почти на всех фотографиях Алиса, как и подобает, серьезна и задумчива. Поэтому самыми живыми, немузейными, получились кадры, в которых героиню как следует встряхнуло: Алиса только провалилась в кроличью нору и летит непонятно куда, по дороге почитывая весьма кстати попавшиеся книги. Сцена в доме Кролика выполнена точно по заветам Кэрролла: именно так изогнулась внезапно выросшая и пожалевшая, что "так много выпила" Алиса. Нарочитая театральность проекта (а декорациями тут служат кукольная мебель и посуда) подчеркивает: автор не хотел перефантазировать Кэрролла. Чуть ли не единственный анахронизм здесь, помимо слишком ярко накрашенных губ героини, ее недетский взгляд. Этот взгляд мы уже видели на каком-то снимке, возможно, на портрете выросшей Алисы Лиддел. Которая из милейшей девочки превратилась в молодую женщину с тяжелым подбородком и ощущением того, что она уже точно никогда не пролезет в маленькую дверь, ведущую в волшебный сад.
Очень люблю работать свою работу! Особенно, когда работы мало, и её можно растягивать долго и со вкусом. Сиял улыбкой на весь книжный всю ночь. Во-первых: переиздали "Бродяги Дхармы" Керуака, тоже Азбука, та же серия, что и "В дороге". Много штук, можно не паниковать, что сразу исчезнет. Во-вторых, привезли Томаса Манна, за которым я бегал месяц. Тоже много. Уже взял, уже начал читать. В-третьих, привезли, наконец, Кувабату. Много. Аж четыре экземпляра. Тоже можно не напрягаться по этому поводу. И да, я зверски пообещал себе, что после этих двоих начну уже читать недавних нобелевских лауреатов. Варгоса Льосу, например. Привезли мангу "Обитель ангелов". И, Ольга, мангу "Гот"! Помнишь, ты кидала мне ссыль? Милая такая манга. За две недели моего отпуска отдел манги превратился в омлет. Полтора часа наводил порядок, зато душа спокойна. Вообще, много хороших книг пришло. Это значит, что есть искушение схватить что-то мимо намеченного плана на три тоооолстых хороших книги... Уфффф... Всю ночь слушали повер-дум-блек метал))) Ибо я и Веселов в смене. Прочувствовавшись, добрый мальчик Саша вылепил из скульптурного пластилина демона с бесухой, медиатором, усилком, рогами и хвостом)) Дух ночной смены чернокнижников, блин. А ещё я попал в прекрасные гости. К девочке-расте с рыжими волосами ниже пояснице и голосом Дженис Джоплин, и всё это чудо из нашего магазина, конечно)) Сейчас будет пиво и зефир) и бла-бла-бла))) и опять ночь чернокнижия. Неплохо)))) Спать только потом - как всегда.
Возращаться в место, которое ты искренне считаешь своим домом - это прекрасно. Никакие пресловутые рождественские пряники не сравнятся с этим))) Искренне и целеустремлённо задолбался ехать двое суток в поезде. Дочитал Керуака. Прочитал и проработал книжку по физике времени, набросал план лекций по темпорологии, придумал сайт кабинета, дизайн сайта, прочитал ещё раз прихваченного с собой "Доктора Живаго", два раза заряжал плеер. Набросал кое-какие наметки, проработал структуру рассказа. И всё равно свободного времени - хоть жопой, простите, жуй. Полезно иногда выделять время для письменной работы, однако.
После Пастернака хочется плакать. Немного Урала, побольше Питера... И в тамбур курить без свитера. Не объять разумом, не схватить в кулак что и когда пошло не так. Несколько миллиардов кварков назад никто и ни в чём не был виноват, да и сейчас также. Говорят, что время покажет, как будто время - плазма с большим экраном. Куда не гляди, всё странно. Но надежда полощется на ветру тряпкой рваной: Может физики откроют таки путь в нирвану? И станет легко разделить на атомы лицо заплаканное.